Пока немного есть времени, добавлю чуть-чуть по истории нашего атомного города.
Одна из книг краеведов, о которых я поминал – «История становления Обнинска», автор Р.А.Гаврилова, издано в 2013 году. Возьму оттуда несколько примеров со своими дополнениями.
Исходно, как известно, никакого города не было. Была лаборатория «В» - В, как Ваня. Лаборатории «А» и «Г» создавались в Сухуми, «Б» - в 70-ом Челябинске.
В книге сказано, что есть несколько легенд, каким образом выбиралось место для «В», но не перечислено. Назову от себя одну. Дело в том, что мы находимся на «101-ом километре». Причём, если ехать по Киевскому шоссе – то вообще буквально, поворот на Обнинск после 101-ого километрового столба.
Легенда гласит, что Берия (иногда называют Сталина) взял линейку, выбрал направление юго-запад, отложил 100 км по железной дороге и сказал: «Строить здесь!».
Так или не так, но лаборатория «В» была построена там, где построена. И было это всё-таки не на пустом месте. В глухих лесах располагался довоенный Испанский детский дом, в военные годы превратившийся в колонию для малолетних правонарушителей (от 8 до 16 лет).
Малолеток привозили туда из Москвы. Это была именно колония, с вышками охраны и колючей проволокой. Здание колонии дожило до наших дней и известно многим – это главный корпус ФЭИ.
Несмотря на близость к Москве, местность была практически абсолютно глухая, со зверьём. Дикие леса вокруг Обнинска сохранялись десятилетиями. Мой сокурсник рассказал мне весёлый случай. У нас был пивбар – настоящий, в нём разливали. Однажды у пивбара он увидел пару-тройку «мужичков», рывшихся среди бела дня в мусоре. «Совсем алкаши допились!» - подумал парень. Подошёл поближе, а это не мужички. Это дикие кабаны.
Со временем леса отступали. Когда я учился в 80-ых, глухой лес был между городом и ИАТЭ (сейчас там активно застраивается). Был случай, взбудораживший многих – пропало два студента, один за другим. Тело одного быстро нашли повешенным в округе, говорят, нашли мёртвым и второго.
Ходить из ИАТЭ в город через лес стало страшно. Боялись даже парни. Идём мы как-то с моим студенческим лучшим другом (теперь он начальник, иногда даёт мне интервью), а сзади жалобный голос от незнакомого парнишки: «Ребята, можно с вами? Я боюсь!». На самом деле, ему повезло – годы молодые, так и распирало дойти до самой глухой точки маршрута, остановиться и сказать: «Ну что, парень, ты уже пришёл!». Но лень перевесила желание похулиганить

Не знаю до сих пор, раскрыта была эта двойная смерть или нет... Версии были разные, включая шпионские (город-то атомный). Например (не знаю, поступают ли так сейчас, слишком уж приём затаскали авторы детективов) – если нужно убить А. и скрыть мотив, то сначала убиваются случайные Б. и В. Но вроде бы, гибели в этот период кого-то из известных специалистов в городе не случилось – значит, версия, скорее всего, ошибочная.
Вернёмся к истории. Одними из первых научных работников в лаборатории «В» стали немцы. Это не военнопленные, это специалисты, работавшие по контракту на хороших условиях – лучше, чем у советских коллег. Первая партия приехала в августе 1946 года, среди отбиравших их были Лейпунский и Красин. Искали в разных местах, в том числе, и в лагерях.
Немецкой группой числом более 40 человек руководил профессор Гейнц Рудольф Позе. Сына его мы видели в Обнинске на торжествах в июне, но не рискнули подойти. Не были готовы к интервью.
Личность профессора Позе до сих пор хранит загадки. Один из наших краеведов отрабатывал версию, что на Позе советская разведка вышла ещё в годы войны. Физик Рунге, с которым общался фон Штирлиц – якобы и есть Позе. Проверить версию невозможно, документов нет, а если что-то и хранится в архивах, то раскроют не скоро – думаю, не раньше, чем умрут его внуки. А может, и ещё позже.
В любом случае, известно, что СССР знал о многих немецких специалистах, остававшихся в нашей зоне оккупации. Завенягинские бойцы действовали в Германии ещё во время войны. И, по крайней мере, часть специалистов осознанно ожидала прихода Советов и знала свою судьбу – переезд на работу в Союз. В мае 1945 года, ещё до Победы, завенягинцы в Берлине добыли, наверное, первый советский металлический уран – в сейфе у одного из таких специалистов. Он, готовясь к переходу в СССР, заранее перенёс кусок урана из института к себе домой, где и подарил его чекистам.
В лаборатории «В» немцы пробыли не так долго. Станцию они не увидели – ещё до этого, их перевезли в Сухуми.
Основные документы по Первой станции, прославившей Обнинск, в большинстве своём опубликованы, повторяться не буду. Но продолжая тему, приведу несколько интересных цитат о Малыхе, собранных в книге Гавриловой.
«Володя Малых, технолог от Бога. Парень самостоятельный, весёлый и весьма ехидный. Но всё по делу... Кончил в канун войны три курса МГУ, дальше учиться не довелось. Трагически погиб
(в 1973 году)... от последствий военной контузии, будучи доктором технических наук, лауреатом Ленинской премии, Героем Соцтруда. Современный лесковский Левша».
(Ю.А.Стависский).
«День у Владимира Александровича насыщен звонками, оперативками, встречами. Многим нужен он, многие нужны ему. Задания сотрудникам даёт в форме постановки проблем, оставляя свободу творчеству, инициативе. Всегда подчёркивает важность задачи, перспективы. Владимир Александрович не панибратствует, со всеми разумная дистанция и дело, с исполнителями тактичен.
Рабочий день В.А.Малых состоит из двух частей. Первая часть проходит, как сказано выше, а вторая начинается, когда все уходят домой, и он остаётся наедине со своими мыслями в окружении книг. Свидетели этих часов – переполненная пепельница да горящий допоздна свет. Утром он снова полон энергии, готовых решений по возникшим проблемным вопросам».
(В.В.Сазонов).
На самом деле, если бы не секретность, то истинную славу Обнинску должен был бы принести ядерный космос и работы Виктора Пупко. По направлению ядерных реакторов для космоса Союз одержал над Штатами чистую победу. Нокаутом. И вклад Обнинска в этот выигрыш огромен. Не хочу никак комментировать дела нынешние с мегаваттником. Скажу только, что атомщики (теперь этим занимается НИКИЭТ) свою часть сделают, причём вовремя и результативно. И я в этом заявлении не голословен.